Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных - Страница 175

К оглавлению

175

Николка в продолжение митинга тихо бренчит на гитаре разные мотивы.

Алексей. Вы кончили?

Студзинский. Больше говорить нечего.

...

Пауза.

Николка. Товарищ председатель, я прошу слова: предлагаю всем бежать за границу. Вот!

Алексей. Кончил?

Николка. Кончил.

Алексей. Кто желает еще?

Студзинский. Положение наше трудное. Что мы, в самом деле, делать-то будем? Как мы будем жить? Ведь они самого слова «белогвардейцы» не выносят! Жизнь начнется удивительная, непонятная и для нас совершенно неприемлемая. Может быть, действительно, пока не поздно, подняться и уйти всем за петлюровцами?

Мышлаевский. Куда?

Студзинский. За границу.

Мышлаевский. А дальше, за границей, куда?

Алексей (стучит). Вы кончили?

Студзинский. Кончил.

Николка. Туманно… туманно… большие испытания… ох, большие испытания… Будем мы еще биться с красными…

Мышлаевский. Позвольте мне…

Алексей. Пожалуйста, товарищ!

Мышлаевский. Только я рюмку водки выпью. (Идет к столу, пьет.)

Студзинский. Тогда уж и мне позвольте.

Мышлаевский. Испытания?.. Испытания? Да что я, в самом деле, у Бога теленка съел, что ли? В 1914 году, когда добрые люди глазом моргнуть еще не успели, мне уже прострелили левую ногу! Раз. В 1915-м — контузили, и полгода я ходил с мордой, свороченной на сторону. В 1916 году разворотили правую ногу, и я до сих пор в сырую погоду не могу от боли мыслей собрать. Только водка и спасает. (Выпивает рюмку.) Но это было за отечество. Ладно. Отечество, так отечество. В 1917-м наши батарейные богоносцы ухлопали командира за жестокость. А мне говорят: уезжайте вы, ваше высокородие, к чертовой матери, а то, хотя вы человек хороший, — вас за компанию убьют. Ладно. К чертовой, так к чертовой. Приезжаю домой, к гетману. Здрасьте! Немедленно заявляют: Мышлаевский, спасай отечество! Во-первых, — петлюровцы, а за ними большевики. Мышлаевский, как болван, полетел. Ногу отморозил, крутился, вертелся. Людей на его глазах побили! И не угодно ли? Большевики, и опять жди испытаний и бейся. Ну нет! Видали? (Показывает зрительному залу кукиш.) Фига!

Алексей. Собрание просит оратора фиг не показывать. Изъясняйтесь словами!

Мышлаевский. Я сейчас изъяснюсь, будьте благонадежны! Что я, идиот? В самом деле? Нет, я Господу Богу моему, штабс-капитан, заявляю, что больше я с этими сукиными детьми, генералами, дела не имею… Я кончил!

Николка. Капитан Мышлаевский большевиком стал! Ура!

Мышлаевский. Да! Ежели угодно, я за большевиков, но только против коммунистов.

...

Шум.

Николка. Так ведь они же…

Студзинский. Слушай, Виктор…

Лариосик. Вот так происшествие…

Алексей. Тише!

Студзинский. Слушай, капитан. Ты упомянул слово «отечество»? Какое же отечество, когда Троцкий идет? Россия кончена. Пойми: Троцкий! Доктор был прав. Вот он, Троцкий!

Мышлаевский. Троцкий! Великолепная личность! Очень рад. Я бы с ним познакомился и корпусным командиром назначил бы…

Студзинский, Николка. Почему?

Мышлаевский. А вот почему! Потому! Потому что у Петлюры, вы говорили, сколько? Двести тысяч. Вот эти двести тысяч салом пятки подмазали и дуют при одном слове «Троцкий». Троцкий! И никого нету. Видал? Чисто! Потому что Троцкий глазом мигнул, а за ним богоносцы тучей. А я этим богоносцам что могу противопоставить? Рейтузы с кантом? А они этого канта видеть не могут. Сейчас за вилы берутся. Не угодно ли? Спереди красногвардейцы, как стена, в задницу спекулянты и всякая рвань с гетманом, а я посередине? Да, слуга покорный! Мне надоело изображать навоз в проруби! Кончен бал!

Николка. Он Россию прикончил!

Студзинский. Да они нас все равно расстреляют!

...

Шум.

Мышлаевский. И отлично сделают! Заберут в Чеку, по матери обложат и выведут в расход! И им спокойнее, и нам…

Николка. Я с ними буду биться!

Мышлаевский. Пожалуйста, надевай шинель, валяй! Дуй! Шпарь к Троцкому — кричи ему: не пущу! Тебя с лестницы спустили уже раз?

Николка. Я сам прыгнул! Господин капитан!

Мышлаевский. Башку разбил? А теперь ее тебе и вовсе оторвут. И правильно: не лезь! Теперь пошли дела богоносные.

Лариосик. Я против ужасов гражданской войны. Зачем проливать кровь?

Мышлаевский. Правильно! Ты на войне был?

Лариосик. У меня, Витенька, белый билет. Слабые легкие, и, кроме того, я единственный сын при моей маме.

Мышлаевский. Правильно, товарищ белобилетник. Присоединяюсь, товарищи.

...

Шум.

Алеша, скажи ты им.

Алексей. Вот что… Мышлаевский прав. Тут капитан упомянул слово «Россия» и говорит — больше ее нет Видите ли… Это что такое?

Николка. Ломберный стол.

Алексей. Совершенно верно, и он всегда ломберный стол, что бы ты с ним ни делал. Можешь перевернуть его кверху ножками, опрокинуть, оклеить деньгами, как дурак Василиса, и всегда он будет ломберный стол. И больше того, настанет время, и придет он в нормальное положение, ибо кверху ножками ему стоять несвойственно…

Мышлаевский. Правильно! (Выпивает рюмку водки.) Какого пса, в самом деле, я на позициях буду гнить, а он деньги копить под столом…

Николка. Василиса симпатичный стал после того, как у него деньги поперли.

175