Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных - Страница 177

К оглавлению

177

Мышлаевский. Попрошу без острот!

Лариосик. Огни, огни…

Студзинский. Сыграйте, Никол, вашу юнкерскую песню на прощание!

За карточный стол усаживаются Студзинский, Мышлаевский, Лариосик и Алексей.

Мышлаевский. Только не громко, а то влетит вам по шапке за юнкерские песни. (Тасует карты.)

Николка (напевает). Вставай, та-там, тата-там-та.

Мышлаевский. Вставай! Только что уютно сел, и опять вставай. Нет уж, я не встану, дорогие товарищи, как я уже имел честь доложить! Меня теперь хоть клещами отдирай! (Сдает карты.)

Елена. Николка, спой «Съемки».

Николка (поет, выходя с гитарой к рампе).


Прощайте, граждане,
Прощайте, гражданки,
Съемки закончились у нас…
Гей, песнь моя,
Любимая…
Бутылочка, бутылочка казенного вина!

...

За сценой начинается неясная оркестровая музыка, странно сливается с Николкиной гитарой.


Елена. Идут! Леонид, идут!

...

Убегает с Шервинским к окну. За ломберным столом подпевают Николке.


Николка.


Уходят и поют
Юнкера гвардейской школы,
Их трубы, литавры,
Тарелки звенят…
Граждане и гражданки
Взором отчаянным вслед
Юнкерам уходящим глядят…

Лариосик. Господа, слышите, идут! Вы знаете, этот вечер — великий пролог к новой исторической пьесе…

Мышлаевский. Но нет, для кого пролог, а для меня эпилог. Товарищи зрители, белой гвардии конец. Беспартийный штабс-капитан Мышлаевский сходит со сцены; у меня пики.

...

Сцена внезапно гаснет. Остается лишь освещенный Николка у рампы.


Николка.


Бескозырки тонные.
Сапоги фасонные…

...

Гаснет и исчезает.


...

Занавес


...

Конец


...

Июнь — сентябрь. 1925 года.

Москва

БЕЛАЯ ГВАРДИЯ
Пьеса в четырех действиях
Вторая редакция

Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918…

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Турбин Алексей Васильевич — полковник-артиллерист, 30 лет.

Турбин Николка — его брат, 18 лет.

Тальберг Елена Васильевна — их сестра, 24-х лет.

Тальберг Владимир Робертович — генштаба полковник, ее муж, 35 лет.

Мышлаевский Виктор Викторович — штабс-капитан, артиллерист, 28 лет.

Шервинский Леонид Юрьевич — поручик, личный адъютант гетмана.

Студзинский Александр Брониславович — капитан, 29 лет.

Лариосик — житомирский кузен, 21 года.

Лисович Василий Иванович по прозвищу «Василиса» — домовладелец, 45 лет.

Ванда Степановна — его жена, 39 лет.

Гетман всея Украины.

Болботун — командир 1-й конной петлюровской дивизии.

Галаньба — сотник-петлюровец.

Ураган — бандит.

Кирпатый — сифилитик.

Бандит в дворянской фуражке.

Фон Шратт — германский генерал.

Фон Дуст — германский майор.

Врач германской армии.

Дезертир — сечевик.

Человек с корзиной.

Камер-лакей.

Еврей.

Максим — гимназический педель, 60 лет.

Гайдамак — телефонист.

Первый офицер.

Второй офицер.

Третий офицер

Юнкера и гайдамаки.

...

Первое, второе и третье действия происходят зимой 1918 года, четвертое действие — в начале 1919 года. Место действия — город Киев.

АКТ ПЕРВЫЙ

КАРТИНА 1-Я
...

Квартира Турбиных. Вечер. В камине огонь. При открытии занавеса часы бьют 9 раз и нежно играют менуэт Боккерини. Алексей склонился над бумагами, Николка с гитарой.


Николка (играет на гитаре и поет).


Хуже слухи каждый час.
Петлюра идет на нас!
Пулеметы мы зарядили,
По Петлюре мы палили.
Пулеметчики-чики-чики…
Голубчики-чики-чики…
Выручали вы нас, молодцы!

Алексей. Черт тебя знает, что ты поешь! Кухаркины песни! Пой что-нибудь порядочное.

Николка. Зачем кухаркины? Это я сам сочинил, Алеша. (Поет.)


Хошь ты пой, хошь не пой,
В тебе голос не такой!
Есть такие голоса,
Дыбом встанут волоса…

Алексей. Это как раз к твоему голосу и относится!

Николка. Алеша, это ты напрасно, ей-богу. У меня есть голос, правда, не такой как у Шервинского, но все-таки довольно приличный. Драматический, вернее всего баритон. Леночка, а Леночка! Как по-твоему — есть у меня голос?

Елена (из своей комнаты). У кого? У тебя? Нет никакого!

Николка. Это она расстроилась, потому так и отвечает. А между тем, Алеша, мне учитель пения говорил: «Вы бы, говорит, Николай Васильевич, в опере, в сущности, могли петь, если бы не революция».

Алексей. Дурак твой учитель пения.

Николка. Я так и знал. Полное расстройство нервов в турбинском доме. У меня голоса нет, а вчера еще был. Учитель пения дурак, и вообще — пессимизм. А я по своей натуре более склонен к оптимизму. (Трогает струны.) Хотя ты знаешь, Алеша, я сам начинаю беспокоиться. Девять часов уже, а он сказал, что днем приедет. Уж не случилось ли чего-нибудь с ним?

177